Мало какой советский фильм о колхозной жизни обходился без таких кадров – старый раздолбанный газик несется по проселочной дороге, оставляя за собой облако пыли, затем резко тормозит, распахивается дверь и на землю тяжело спрыгивает человек. На голове измятая фуражка, брюки заправлены в замызганные сапоги. Человек идет в поле, а затем крупный план – налитые колосья пшеницы в грубых крестьянских ладонях. Тут и титров не надо, всем понятно – председатель или агроном. В общем – Хозяин. В нашем случае вместо газика был джип, ну и еще, пожалуй, сапог на Юсупе Имаилове, главе крестьянско-фермерского хозяйства «Чубутла» не было, а в остальном - практически полное соответствие.
Машина долго мчала по степи, подпрыгивая на ухабах и рытвинах. Казалось, на этой просушенной земле с белыми разводами соли ничего не может расти, разве что кусты тамариска с розовыми и сиреневыми.метелками.соцветий. Казалось, что не выбраться отсюда никогда, так и будем вечно петлять по пересекающимся и расходящимся тропинкам. Казалось, что поля люцерны, о которых всю дорогу говорит Юсуп – фикция. Казалось…
Они открылись сразу за высокой стеной камыша. Легли ровными прямоугольными лоскутами. Каждый такой лоскут называется «чек», 6-7 «чеков» составляют карту. Всего этих карт на 460 га. И на всех этих «га» идет работа. Так сухо звучит «идет работа». Совсем не передает картинки, где и ровные отвалы скошенной люцерны, и трактор с косилкой, пробирающийся по междурядьям, и аккуратные кубы уже спрессованной люцерны, расставленные по полю в строгом порядке, будто для какой-то неведомой игры, и высокие скирды вдалеке, на следующем «чеке», и безжалостное солнце, и одуряющий пьянящий аромат свежего сена.
Юсуп Исмаилов потряхивает, перебирает его в руках, как пряжу, показывает нам – сверху уже просохшее, золотистое, впитавшее солнце, с исподу – еще живое, зеленое: «В день до 2 000 тюков делаем. И ведь какое сено! Конфетка!».
Конфетка достается нелегко. На одном «чеке» люцерна еще стоит, на втором с 4-х утра ее косят, на третьем прессуют, затем складывают в скирды и, не успеешь оглянуться, как свежие кустики люцерны пробиваются через стерню на уже выкошенном поле и весь процесс начинается заново. И так 3 раза за сезон, с мая по сентябрь, с утра до вечера.
«Помощница» Ю.Исмаилова - жатка-ворошилка в комплекте с немкой. Её использование для обработки массового сена он помнит еще со времен колхозов и совхозов. Это прицепное оборудование позволяет собрать скошенное сено по типу граблей, только гораздо быстрее, а из 2-3 валков можно сделать один. Это облегчит в дальнейшем работу пресса. В нынешнее лето, когда на полях неубранное сено попадало под проливные дожди, ворошилка позволяла минимизировать потери, люцерну переворачивали и она успевала просохнуть.
«К примеру, суданка долго сохнет. Через два дня после укоса мы пускаем ворошилку, на четвертый день сено уже подсыхает. Также и люцерна первого укоса обладает тяжелой массой», - отмечает Ю. Исмаилов. Руководитель КФХ говорит, что это сельхозорудие необходимо и вполне справляется с требуемыми функциями, а сено получается отличного качества.
За клиентами бегать не приходится, и заискивать перед ними, сбивая цену - тоже. Есть старые, наработанные за много лет связи, есть доверие покупателей к «марке «Чубутла»». Доверие настолько крепкое, что Юсуп Исмаилов иногда берет у клиентов аванс под будущий урожай. И ему не отказывают, зная, что не прогорит в одночасье, что дело свое фермерское любит и знает, что строил его всерьез и надолго.
Собственно, эта основательность определяющая черта характера нашего героя. Еще в 8-ом классе писал Юсуп в сочинении, что хочет стать ветеринаром, скот лечить. Ветеринаром, правда, не вышло, стал зоотехником. Но от земли, от крестьянского хозяйства не отходил никогда. На вопрос «почему не уезжаете?» разводит руками, смотрит недоуменно – «Сюда, в Новодмитриевку, родители в 60-ом переехали, сейчас мне уже за 60, куда и зачем мне уезжать? Да и как можно, это же Дом!».
Правда вот дети (а их у Юсупа Калмамбетовича четверо – две дочери и двое сыновей, все взрослые, со своими семьями), давно уже живут в Москве, приезжая к родителям только на лето. Это очень понятно. Для того, чтобы оставаться на этой земле, для того, чтобы работать на ней год за годом – нужна не только крестьянская жилка, но и упрямство, готовность стоять на своем, начинать снова и снова, не отчаиваться и ни на кого, кроме себя, не рассчитывать.
На пути фермера нет красных ковровых дорожек и гостеприимно распахнутых дверей немного, только бесконечные бюрократические препоны, ворох справок и справочек. И если кто-то вот так крепко держится за свое дело, так не благодаря внешним обстоятельствам, а скорее – вопреки им.
Из 25-ти работников Исмаилова коренных жителей только пятеро, остальные сезонные рабочие из Узбекистана. Один из них выходит нам навстречу из белоголубого, приспособленного под временное жилье автобуса, стоящего на краю поля. Юсуп открывает дверцу джипа, спрашивает: «Продукты-мродукты бар?» и, обернувшись к нам, поясняет: «Наш ногайский язык и их узбекский похожи, проблем с общением нет. И вообще проблем нет. Хорошие работники, старательные. Я ими доволен».
«Бар!» - улыбается ему в ответ рабочий, совсем не похожий на угнетенного гастербайтера. Он тут не первый сезон. Отработает, распрощается с хозяином и поедет домой с неплохими деньгами. И на следующее лето вернется.
А вот здешние перебираются на Север, в Сургут, Тюмень. Там даже деревня ногайская есть, «Федоровка». Уезжают молодые, сильные, работящие, увозят семьи. Остаются или старики, или такие вот упрямцы, как Юсуп Исмаилов. Кстати, в семье он не один такой. Инженером у него в хозяйстве родной брат Исмаил. Все трактора, косилки, «немки», прессы, в общем, вся техническая сторона дела на нем. И заместитель – тоже из своих. Племянник Тагир. Начинал водителем, затем, вникнув во все тонкости, стал первым дядиным помощником. И назвали они свое хозяйство «Чубутла» в честь родного села.
Исмаилов вздыхает: «Мне бы еще дождевальную установку, я бы в два, а то и в три раза больше вырастил. А если б еще и дешевые кредиты – просто революция была бы!».
Но пока и без дешевых кредитов Юсуп устраивает свою тихую фермерскую революцию в отдельно взятом небольшом селе. Вернее, вокруг него. Мало ему полей с люцерной, захотелось попробовать себя в чем-то еще.
Сначала взялся рис выращивать, но дело оказалось невыгодным: не покупают здешний рис, предпочитая привозной, китайский. И он задумал рыбоводческое хозяйство. К вопросу подошел основательно. Перво-наперво сел за штудирование специальной литературы, которую сын прислал из Москвы, затем проконсультировался со знающими людьми, которые уже не один год занимаются рыбоводством и принялся за новое дело. Наша машина, проскочив через разморенную солнцем, сонную и почти безлюдную Новодмитриевку, пропетляв по пыльной дороге, выезжает к чему-то, что поначалу кажется еще одним ровным зеленым полем. Но вдруг над этим полем взмывают цапли, сплошной зеленый фон оказывается стеной колышущихся под ветром камышей, между которыми на глади воды играет солнце, и картинка приобретает резкость – ну да, это те самые пруды. Когда-то, еще при Советском Союзе тут была пашня. Потом все пришло в запустение, земля, на которой не работают, дичает очень быстро, будто мстит за пренебрежение, и на месте бывшей пашни образовались болота.
Год ушел на то, чтобы их высушить, затем вспахать и позволить солнцу хорошенько прожарить заилившуюся землю. Пруды строили целую зиму, возводили дамбы, делали отводы.
А затем заполнили водой, пригнали машины с цистернами и через толстенный шланг выпустили туда сеголеток (так называется молодняк текущего года) венгерского карпа и белого амура. Рыбешки еще маленькие. Вот через два или три года, когда подрастут, можно будет начинать отлов. Мы склоняемся над прудом, пытаясь разглядеть серебристую спину карпа или амура, фантазируем, как ему там гуляется в камышах, но ничего нельзя разглядеть в толще воды. Только цапли, стоящие на мелководье на высоких тонких ногах, поворачивают к нам острые клювы и вновь равнодушно отворачиваются.
«Пустуют земли, есть хозяева, в Дагестане люди работящие очень, не бездельники, но нет техники, нет финансов, - продолжает Юсуп Исмаилов, - Я же не подачки прошу, вот моя работа, налицо - мелиорационные работы начал, пруд зарыбленный уже. Просил субсидии у Минсельхозбанка, документы сдал, должны бы приехать, поглядеть, что уже сделано. Но пока не приехали. Может быть, до конца года успеют, не знаю».
Исмаилов размахивает руками, расписывает, как тут все будет устроено в скором времени, где расположится островок с небольшим домиком для отдыха - «внук у меня заядлый рыбак, как и я», какая замечательная охота на птиц будет на этих прудах, сетует, «знаете, не удовлетворен я, масштаб не тот», и верится, что дай ему волю и человек этот все перевернет, обустроит тут в заштатном, медленно вымирающем селе, свой новый мир.
«Мир по Юсупу Исмаилову» представляется дивной сказкой. Там земля ухожена и красива, как ребенок у любящей и заботливой матери. Там трудятся люди, такие же загорелые, работящие и улыбчивые, как и он сам. В этом мире нет заброшенных полей, тут зеленое, золотое и розовое изобилие. Здесь пахнет только что скошенной травой, крутые рыбьи спины разбивают зеркало воды, а дети шагают в отремонтированную школу. И за всем этим приглядывает человек. Хозяин. Тот, кто готов отвечать за землю, на которой живет.
